Вступление

Своего отца я называю "пахан". Он умный крепкий мужик родом с Урала и вполне соответствует такому прозвищу. Пахану оно, похоже, даже немного льстит.

Пахан дослужился до майора милиции в воспитательном отделе колонии строгого режима, а потом ушел в адвокатуру.
До подросткового возраста я не знала, кем и где он работал. Мама учила отвечать: "Папа военный".

Несколько раз, когда я была еще маленькой, какие-то прохожие, видя моего отца на улице, начинали его благодарить, а некоторые даже кланялись ему в пояс. На мои вопросы, кто эти люди, он отвечал мрачно: "Мои воспитанники". Я не понимала, что это значит, но не расспрашивала, предпочитая наблюдать. Подобострастно вел себя и наш сосед со второго этажа, «Юрка-мошенник», как за глаза называли его мои родители. Я была уверена, что мой пахан - очень важный человек.

Как-то пахан показывал мне патроны и орал, чтобы я никогда не кидала их в костер. Сын его сослуживца погиб, играя так, и он вернулся с похорон мальчика потрясенный и пьяный. Я запомнила это потому, что тогда первый раз ощутила тревогу пахана за мою жизнь. Я поняла, что он меня любит.
В детстве я играла зоновскими "выкидухами" - пахан забирал со службы домой найденные при обысках или сделанные заключенными под заказ ножи.

Иногда в отце просыпался зверь. Его психика была расшатана не меньше, чем у его воспитанников. Он внезапно (самым страшным было это "внезапно", потому что я, ребенок, не понимала, когда следует остановиться, а он не предупреждал) начинал дико кричать, избивать меня шнуром от пылесоса или тапочком, и это было очень больно.

Но все же мой пахан был «добрым ментом». Из рассказов его знакомых я знаю, что он пресекал произвол, спасал тех, кого собирались "обидеть" и был белой вороной среди своих сослуживцев.

Его уход в адвокатуру и из семьи произошел примерно в одно время. Мама его выгнала (по ее словам), он ушел сам (по его словам) - это неважно. Я сначала радовалась, потому что стало спокойнее, а потом сильно, сильно скучала по нему. Возможно, из-за этих событий во мне появился интерес к пенитенциарной системе. Когда отец только начинал адвокатскую практику, моими любимыми историями были его уголовные дела, хоть он и редко их рассказывал. В школе у меня была «пятерка» по праву. Я придумывала мрачные детективные истории о наркоманах и убийствах.
В семнадцать лет я слушала маме назло русский шансон - у меня были пластинки Высоцкого, Розенбаума, кассеты с песнями групп "Воровайки" и "Лесоповал". Меня интересовал арго, я пыталась понять, что значит то или иное слово.
Выпускным экзаменом в своей философской школе я выбрала историю. Тема моего сорокастраничного исследования звучала так: "Лагеря 20-х - 40-х годов XX века". Заключение было сравнительным анализом сталинских лагерей и колоний сегодняшних.
Я писала вдохновенно, стол был завален книгами А. И. Солженицына, Варлама Шаламова, справочниками и исследованиями о тюрьмах и колониях. Одну книгу мне дал дядя Боря - друг пахана, тоже адвокат. Ночами я варила чифирь на плите, используя "Один день Ивана Денисовича" Солженицына как поваренную книгу.
За резкий тон и критику современной системы наказаний в заключении комиссия преподавателей мне поставили "четыре".

Пахан отговорил меня поступать на юридический факультет, счел, что мне будет скучно  «в бумажках этих ковыряться». Но интересу к «тюремной» тематике и некоторыми познаниями о современной пенитенциарной системе я обязана человеку, который породил во мне этот интерес и дал мне все, что я имею сейчас - моему пахану. Поэтому эти рассказы я посвящаю ему.

Тетка

Лицо Наташки в шрамах - изрезано ножом. Сама она невысокая толстая смешливая женщина, у нее короткие темные волосы и хитрые глаза.

Лицо Наташке порезал какой-то ревнивец, которого она очень любила. Но она защищала его и объясняла эти шрамы своим неправильным поведением. Зубов у Наташки почти не было. Она объясняла, что делать миньет так намного удобнее. "Люблю пососать, а что?!" - искренне удивлялась она. - "Самое милое дело - за щекой погонять… Эх, щас бы..." и продолжала фантазировать вслух.

В изоляторе к Наташке прибились две молодые воровки-наркоманки, Ира и Алена. «Каштанку» Чехова они никогда не читали. Просто придумали, что у них семья, в которой Ира и Аленка - братья, а Наташка - тетка. Они все время орали: "Тетка, тетка", и это прозвище намертво к ней приклеилось.

Первые полгода заключения Тетка была безответной и скромной. Старшая камеры ее изводила от безделья. Курить Тетке разрешалось на верхнем шконаре (втором этаже шаткой двухъярусной железной кровати) у форточки, несмотря на то, что Наташка попала в тюрьму из больницы. На животе у нее была ножевая рана - жертва Наташки, перед тем, как отправиться в лучший мир, успела пырнуть ее тесаком. Наташка кое-как лазила наверх, а потом размазывала редкие слезы по лицу. Аккомпанементом ее рыданиям были вопли старшей по камере, чтобы она бросала курить, потому что сидеть ей еще долго, а здоровье она давно пропила.

Иногда же старшая, напротив, проникалась к Тетке симпатией и ставила в пример другим заключенным: "Посмотрите на Наташку! Шваль, алкашка конченая, а совесть-то у нее есть!"  От столь сомнительных комплиментов Наташка терялась и краснела, как девчонка, хотя ей было тридцать пять лет.
Наташке никто не носил передачи. Ее ребенок жил у родственников, и она не интересовалась его судьбой.
В жизни Тетки это было второй арест. В прошлый раз, «тем сроком», ее сожитель совершил убийство. Следователи пытались им вменить группу лиц по предварительному сговору. Почти год Наташка провела в следственном изоляторе, даже набила пять точек на руке (что значит "Один в четырех стенах"), но ее отпустили из зала суда с оправдательным приговором. Сожитель Наташки полностью взял вину на себя и сказал в суде, что запугал ее, чтобы она не сообщила о преступлении.

Видимо, Наташке нравился адреналин, потому что связывалась она только с плохими парнями. Точнее, редкими ублюдками.
Например, с еще одним ее любовником такая история приключилась.

Сидели они вдвоем дома, выпивали и беседовали. Потом почему-то приехала милиция и стала ломать двери. Наташкин друг взял большой нож, вышел из квартиры на лестничную площадку и убил двух милиционеров. Прибывшее подкрепление его, как водится, за такие фокусы арестовало.

Через пару дней звонит Наташе ее отец и спрашивает:

- Как дела, доча?

- Хорошо! - отвечает Наташка.

- А твой как?

- Нормально.

- Работает?

- Да.

- А кем он работает, кстати?

Наташа задумалась. Пауза затягивалась, и она произнесла первое слово, которое почему-то пришло ей в голову:

- Фрезеровщиком!

Папа помолчал в трубку и заметил:

- Да, видели мы с мамой по телевизору, как он ментов фрезерует!
 

Убийство, в котором Тетка оказалась замешана на этот раз, было очередным проявлением бессмысленной человеческой жестокости. 

Наташку и ее очередного друга с уголовным прошлым пригласила в гости подруга. Они выпили, поссорились, и началась потасовка. Подруга ударила Наташку ножом в живот, та озверела от боли и повалила ее на пол. Потом они с подельником задушили "мразь" простынкой и отнесли на кровать. Там она лежала и хрипела еще некоторое время. Наташка, рассудив, что не очухается - и ладно, выпила с другом еще много, много водки. Потом они посмотрели футбол и легли спать рядом с подругой. Наутро, обнаружив, что "мразь" уже холодная, убрали за собой все улики, вымыли пол от крови и следов и по-английски покинули квартиру.

Взяли их глупо. Хоть Тетка и просила любимого держать все в секрете, в тот же вечер, выпив, он похвастался какому-то собутыльнику, как ловко они с Наташкой разделались с "мразью". Видимо, друг не смог удержать в себе эту тайну, потому что на следующий же день их арестовали.

Здесь стоит отдать должное смекалке оперативников. Определив, что парочка в запое, добрые милиционеры поехали с ними в магазин, купили им водки и начали пить с ними в своей машине. Наташка с другом наперебой рассказывали подробности преступления, все вместе они смеялись, а оперативники им даже сочувствовали (вот влипли ребята!). И все им было интересно, просили показать: как душили-то?! Даже куклу приперли в отдел, не поленились. Здорово повеселились вместе... И фотографировали Наташку на память с куклой... И вроде бы какие-то бумаги они подписали добрым операм, перед тем как отрубиться.

Протрезвев, Наташка пришла в ужас. Она изменила первоначальные показания и брала вину на себя, потому что у ее друга уже было 15 лет «отсижено». На суде они с любовником поменялись нательными крестиками. Она гордилась своим решением. 

Но следователь тоже не дремал. Как-то он пришел к ней в тюрьму, протянул чистый лист и попросил расписаться... Наташка была изумлена такой наглостью и отказалась. Тогда следователь сказал, что рана была получена ею уже после драки с покойницей-подругой. Наташка выпучила глаза. 

- Так меня же арестовали почти сразу, - говорит. - Что ж меня, мусорилы ваши порезали?!

Следователь плюнул и ушел.

Свою потерпевшую Наташка проклинала каждый день и часами доказывала, что освободила землю от еще одной «мрази». Ложась спать, она приговаривала: "А эта сука сейчас в земле сырой.... Воскресни она сейчас, у!!! Я бы ее еще раз удавила! Той же простынкой! А потом еще раз!" 

Бесконечные одинаковые дни сливались в месяца. Тетка наглела с каждым днем. Обстановка в камере менялась. Смотрящую, которая издевалась над ней, забрали в хозотряд, и теперь Наташка сама унижала заключенных. Оказалось, что она люто ненавидит тех сокамерниц, от кого не отказались родные, всех, кому приносят передачи. Целыми днями Тетка резалась в «дурака» самодельными картами с подружкой и мрачно язвила. Ее перестала радовать даже передача «Такси».

В уголовном деле Наташки появлялись все новые подробности. Например, соседки "мрази" по коммуналке утверждали, что видели погибшую несколько раз на кухне уже после совершения преступления, и она была жива-здорова! Вот чудеса-то!
Мать же погибшей на одном из судебных заседаний выразила благодарность Наташке, что та ее избавила от пьяницы-дочки. Это очень разозлило прокурора. Несмотря на всю эту неразбериху, Наташку осудили на 10 лет, а ее подельника - на 12.

Ее любимый после приговора критически оглядел Тетку и заметил: "Ну, хоть не побухаешь лет десять. Может, протянешь".

После приговора она либо лежала лицом к стене, либо изливала злобу на окружающих.  Потом ее этапировали в колонию. Говорят, там Тетка ведет себя тише воды ниже травы. Многие потешаются, что она - убийца.

Нету тела - нету дела

Бабе Шуре лет пятьдесят пять, а выглядит она на все семьдесят. Тощая, высокая, короткие седые волосы, безумный взгляд, печать алкоголизма на лице. Всем желающим она по сто раз рассказывает свою историю и показывает документы уголовного дела.

Она убила соседа, ее сын это первым обнаружил и сдал мамку милиции заодно с трупом. На суде он был свидетелем обвинения, но исправно таскал ей передачи и ходил на свидания. Дали ей семь лет лишения свободы.

- Почему тебе переписку запретили? - спрашивают ее сокамерницы.
Она тяжело вздыхает и отвечает:
- Косяк за мной на тюрьме!

Оказывается, баба Шура написала сыну письмо, в котором просила выкрасть труп соседа из морга и сжечь.
Это заманчивое предложение она подкрепляла всегда актуальным доводом: "Нету тела - нету дела".
Цензор эту дерзкую схему изучила и переписку ей запретила. Над бабой Шурой еще долго смеялась вся тюрьма.

Как-то бабу Шуру и еще нескольких женщин вывели в медицинскую часть. В "стакане" (клетке) у кабинетов они просидели долго, решетка была закрыта на ключ и выйти из "стакана" никто не мог. Врачи не обращали на заключенных внимания, царила  предновогодняя суматоха.

Через минут сорок ожидания в коридор забежали сотрудники службы режима и воспитатель. Вид у них был злой.

Воспитатель, жирная блондинка лет сорока, помахивая дубинкой, заявила:

- Девочки, отдавайте по-хорошему.
Все переглянулись удивленно: "Что отдавать-то?"

Раздались матерные вопли и угрозы. Особенно лютовал начальник отдела режима. Аж слюной брызгал.

Баба Шура повернула к соседке голову и сказала философски:

- Вот. Сейчас будут бить. А за что???

Оказывается, из кабинета врача украли адаптер. Естественно, чтобы переделать на зарядку для телефона. "Это не зарядка, суки вы тупые!" - орали полупьяные режимники. - "Да мы вам такой шмон устроим... Все вылетит перед Новым годом... Твари! В тюрьме - воровать! У милиции - воровать!!!" (эта наглость их особенно возмущала).

Обыск затянулся на несколько часов. Баба Шура раздевалась и приседала на корточки и холодной душевой, а сотрудница службы режима, отвернувшись в сторону, сморкалась в платок.

Адаптер так и не нашли. Из-за обыска баба Шура пропустила ужин, но сокамерницы оставили ей тарелку баланды.
Когда она собиралась в колонию на семь лет, то заплакала и произнесла пророчески и горько: "Умру я там..."

Раньше сядешь - раньше выйдешь

О том, что эта худенькая малолетка скоро появится в тюрьме, подследственные узнали из новостей. По словам репортёра криминальной хроники, Олеся поразила всех цинизмом. На вопрос, сожалеет ли она о своих преступлениях, девушка ответила в телекамеру: «Какая теперь разница. Раньше сядешь – раньше выйдешь!».

 «Детей на мобильники кидать! У моего ребенка бы отняли телефон, да еще и с ножом! Я бы эту мразь не судила, а сразу придавила!» - горячилась Тетка. Другие возражали: «Да она сама – ребёнок! Только восемнадцать исполнилось. Тем более — наркоманка!».

Оказавшись в камере, Олеся заявила, что во всем созналась, судится в особом порядке и рассчитывает получить реальный срок – на момент ареста она уже находилась на условном*. Она оказалась коммуникабельной и веселой девчонкой. Несмотря на юный возраст Олеси, биография её была полна приключений.

Олеся была детдомовской. Когда она была подростком, её удочерила женщина, которую Олеся стала называть матерью. К этому возрасту Олеся обладала всеми вредными привычками, включая зависимость от опиатов.

Новая мама периодически оплачивала Олесе лечение в нарколожках** и просила устроиться на работу. Олеся то сбегала от неё к цыганам в табор, то веселилась со взрослыми мужиками, которые её обеспечивали. К одному из них она даже питала некое подобие уважения, но их отношения прервались. Причина была такова: он стал потерпевшим по её первому уголовному делу — шестидесятилетний научный работник, обладатель большой квартиры в центре города.

Однажды Олеся проснулась у него. Денег у неё не было совсем. Сожителя дома тоже не было. Пришлось забрать старый мобильный телефон своего благодетеля и все деньги, найденные в квартире. Этого было мало, поэтому Олеся сняла со стены картину «Морской пейзаж» и прихватила её с собой в ломбард. Чтобы спонсор не нервничал, Олеся оставила ему на столе записку «Мы забрали эту сучку, молись, чтобы она осталась в живых!». К вечеру деньги кончились, Олесе было стыдно перед своим кавалером. Она разбила пивную бутылку у входа в подъезд дома, изрезала себе руки и ноги осколками и окровавленная упала в объятья любимого. Олеся рассказала, что ей удалось вырваться и убежать от похитителей. Но без последствий эта авантюра не осталась: пока ее не было, спонсор уже сбегал в прокуратуру. Там возбудили дело о похищении человека. Когда Олеся увидела свою безграмотную записку в руках у следователя и поняла, что плод её фантазии превратился в вещественное доказательство, её разобрал дикий хохот. Следователь без труда распутал это незатейливое дело. «Морской пейзаж» XIX века вернуть не удалось, а в жизни Олеси появился условный срок.

Её престарелый любовник на суде вел себя не слишком адекватно. Стоя в клетке, Олеся краснела и жалела, что вообще связалась с таким занудой. Он постоянно перебивал участников процесса конструктивными на его взгляд предложениями и затягивал слушание. Требовал Олесю лечить от наркозависимости и аргументированно доказывал судье, что наркомания это болезнь. Свои тирады он перемежал сожалениями об утраченном навсегда «Морском пейзаже».

Судья даже пригрозила выставить его вон и ехидно поинтересовалась – что может связывать несовершеннолетнюю наркоманку и вполне уважаемого гражданина почтенного возраста. Тот сник. Олеся хотела пояснить судье, что сексуальных контактов между ними не было, и благодетель всего лишь мастурбировал на неё обнаженную, правда, практически каждый вечер. Но тот уже мямлил что-то о жалости к сиротке. Выглядело  это довольно жалко, и она решила смолчать.

Получив условный срок, Олеся вернулась к названой матери, но денег ей по-прежнему не хватало — ее доза составляла уже восемь граммов в сутки***, а это значит, что каждый день надо было где-то найти восемь тысяч рублей. Очередной отдых в ГНБ**** из угрозы превращался в слишком вероятное ближайшее будущее. Олеся принялась воровать продукты под заказ для магазинчиков и кабачков Петроградской стороны. Несмотря на то, что она была очень осторожной и помнила о камерах, в одном из магазинов на выходе ее остановили и молча отвели в подсобку. Там Олеся получила удар в грудь и упала на каменный пол. Над ней возвышалась девушка в тяжелых ботинках с металлическими носами.

«Бабушке на лекарства надо?» - спокойно спросила она. – «Или на наркотики?»

Дальнейшие минуты казались Олесе бесконечными и состояли из вспышек боли и тьмы. Девушка молча избивала ее ногами, потом охранник магазина выкинул Олесю на улицу и посоветовал обратиться в милицию.

Боль и обида кипели в Олесе. Пока переломанные ребра не срослись, она отлеживалась дома.  Покончив с воровством продуктов, Олеся пересела на велосипед и выдергивала сумки у зазевавшихся девушек и бабушек. Ее объявили в розыск уже несколько районов города, и тогда Олеся вновь переквалифицировалась — принялась забирать мобильные телефоны у школьников. Вначале она просила отдать трубку по-хорошему в подъезде. Если школьник ей отдавал телефон, Олеся благодарила и уходила. Если нет – угрожала. Один раз она пыталась отнять телефон у одного хилого школьника, но тот сильно ударил ее по голове сумкой с учебниками, и Олеся еле-еле уползла от него. Нож она с собой не носила, прекрасно понимая, что это – лишнее. Как правило, школьники равнодушно отдавали «трубки» и шли домой жаловаться родителям.

Как-то на улице ее узнали по ориентировке оперативники и кинулись за ней в погоню. Олеся описывала это так: «Я бегу, такая красивая, на каблуках, волосы назад… » Один все-таки ее догнал, за что был искусан. Олеся выла, шипела и орала так, что милиционеры решили, что она психически больна.

Еще на опознании потерпевшие ребята стали отводить от Олеси глаза, передавали ей в камеру сигареты и шоколад. Оказывается, практически все школьники на допросах в красках описывала, как сильная девушка им угрожала ножом, и как они перепугались. Вес Олеси составлял примерно сорок килограммов, роста она была небольшого. А ограбленные школьники были выше ее и крепче физически. Хотя они стали путаться в показаниях насчет ножа, Олеся признала вину полностью, потому что летом в следственном изоляторе было очень душно, и она хотела поскорее уехать в колонию. Ей дали шесть лет лишения свободы. Олеся напевала блатные песенки и смеялась громче обычного, но во сне плакала. И тут сама прокуратура потребовала пересмотра дела! По их мнению, наказание было слишком жестоким, так как при вынесении приговора суд не учел, что у Олеси ВИЧ.

Дело направили на пересмотр в ином составе суда. Олеся горько смеялась, жаловалась, что небо в клетку ей надоело, и не трепали бы уже нервы. Но все в камере увидели в этом перст Судьбы и принялись уверять Олесю, что срок ей непременно снизят. Первый месяц Олеся орала: «Да идите вы!», на протяжении еще двух – то же самое, но в ее глазах затеплилась надежда. Олеся давала себе обещания измениться, начала креститься на иконки и перестала скандалить напропалую.

Ее предыдущий поклонник не оставлял надежды спасти заблудшую душу Олеси и писал ей поучительные письма в изолятор. В них, помимо жалоб на нехватку денег, содержались упреки и воспоминания об их с Олесей совместной жизни. Впрочем, конверт для ответа он вкладывал. Олеся писала ему в том же духе – просила прощения, рассказывала о тяготах своей теперешней жизни и делилась своими планами – получить в колонии профессию, отрастить волосы, найти настоящих подруг.

Приговор суд оставил без изменений. Узнав об этом, Олеся закричала: «Суки вы, я так и знала!» и расхохоталась. До вечера она смотрела мультики у старшей на шконаре. После проверки она долго писала маме письмо, опустив голову, курила одну сигарету за другой и вдруг горько, по-детски жалобно зарыдала.

----------------------------------------------------------------------------------------------

*Согласно действующему законодательству, при совершении преступления на испытательном или условном сроке условный срок заменяют реальным, добавляют наказание за новое преступление и определяют общий срок путем частичного сложения.

**нарколожка – наркологическая клиника

***Зависимость от героина характеризуется в том числе быстрым привыканием организма к наркотику. Поэтому дозу приходится постоянно увеличивать, уже не ради «кайфа», а просто для того, чтобы не было «ломок». Из-за этого многие наркоманы умирают – пытаясь получить забытое удовольствие, вводят слишком большую дозу.

****ГНБ – городская наркологическая больница.

Рыба

Рыба получила такое прозвище благодаря остроумной сокамернице Кате. Та была единственной, кто не брезговал иногда ерошить ее немытые седые волосы, да еще и приговаривать: "Ты моя ры-ы-ы-ба!" с нежными интонациями из рекламного ролика.
Рыба, когда это слышала, заливалась сиплым булькающим смехом и смотрела на Катьку с восторгом. "Вы мне Рыбу не обижайте! – добавляла поучительно Катя. - А то Рыба вас всех порешит!"
Рыба оказалась в тюрьме из-за своего горячего нрава вкупе с алкоголизмом. Как-то вечером она заглянула в морозилку и обнаружила, что оттуда исчез большой кусок мяса. Это Рыбу расстроило, да так сильно, что взяв кухонный топорик, она убила им воришек - свою племянницу и ее мужа.
Рыба была настолько испитой, что алкоголем от нее разило целый месяц после ареста.
На вид ей было лет шестьдесят. Впрочем, у нее водился любовник, который передавал ей в ИВС вещи и сигареты. Удивительная порядочность, учитывая, что очереди в женские тюрьмы состоят из полубезумных от горя мамаш. Мужьям и любовникам, как правило, нет дела до своих невезучих подруг жизни. Даже после десятилетнего союза, в котором добытчиком денег являлась жена, нет гарантии, что твой благоверный донесет до тюрьмы хоть пачку прокладок.

Про своего друга Рыба никогда никому не рассказывала. Об уголовном деле – тоже. Писем никому не писала. Целыми днями она сидела за деревянным столом на лавке и молчала. Иногда она играла в шашки, иногда читала женские романы, иногда на ее глаза набегали слезы. Ночами Рыба оглушительно храпела. За это ее наказывали - сажали на ту же самую лавку, прибитую к полу, и она читала под тусклым светом лампочки те же романы, что и днем.
Если Рыбу сильно задевали сокамерницы, она начинала голосить что-то невнятное страшным визгливым голосом. С ней предпочитали не вступать в диалог. Бывало, Рыба притворялась глухой на одно ухо, чтобы не слышать обращенных к ней просьб и предложений - например, сделать уборку в камере, то есть подежурить.
В день, когда ей дали десять лет лишения свободы, с помощью казенных ножниц и станков сокамерница сделала Рыбе вполне приличную прическу в подарок. Седые лохмы смели и выкинули, а Рыба смотрела в обломок зеркальца и тихо мычала что-то довольное почти до отбоя. 

Байка с женской зоны в Чувашии

Мать приехала на длительное свидание к дочери, отбывающей наказание в Чувашии. Привезла сумки еды с собой, в том числе ананас.

Чувашские сотрудники милиции его в руках покрутили и говорят: «Мы цветы в горшках не принимаем!»

«Знаешь, мы когда собирались за говном, мы включали песню Эминема – ну ту, где он орет своей матери: «Иди на х.., мама, ты сука…»
Маша, 24 года

«После наркотиков такое состояние – депра, абстиненция… Я схватила нож и разрезала себе руку. Кровь льется, рука повисла. Я ее очень сильно разрезала. Мама спрашивает: «Ты пьяная? Под наркотой?» Я говорю: «Нет, я упала». Если бы она меня тронула или нагрубила мне, я бы ее убила, мне бы было пох.., что она – моя мама…»
Ника, 31 год

«Представь: у меня свадьба на сегодня назначена. Едем на машине в ЗАГС, я в платье, и меня кумарить начинает. Я говорю жениху – давай я сейчас быстро съезжу и вернусь. Он отвечает: «Уедешь сейчас – можешь не возвращаться». Все собрались, ждут – гости, родители… Я подумала – сейчас весь ЗАГС заблюю, на хрен… Позвонила, намутила, прямо в платье поехала к барыге, все сделала, звоню вечером жениху: «Ну так я приеду?» А он говорит: «Нет, уже не надо».
После этого я легла в нарколожку. Год лечилась, щас только шмаль курю с мамой и иногда диски ем…
А прихватили менты меня за старое дело. Я тогда еще торчала и в магазине украла духи «Шанс»… Ну в каком я состоянии была, если даже «пикалку» с них не содрала… На воротах они запищали, ну и все нормально, я на подписке, пролечилась, забыла об этом.
Сидим с мамой вечером, дуем, и тут в окна ОМОН вламываться начинает, у них операция, спецзахват какой-то воров… Мы с мамой ох..ли от такого прихода! Мама их матом кроет, орет, я шмаль в унитаз высыпаю, сливаю, она еще не сливается… Ну и вот – дали мне три месяца поселка за духи «Шанс».
Анна, 29 лет

Таня

Таня отличалась от многих заключенных женщин ровным, доброжелательным нравом и красотой.  Ей было чуть больше тридцати.... но никогда по ней не скажешь... волшебные свойства героина) стаж - 15 лет.

Она часто улыбалась.Говорили, что в ее присутствии становилось спокойнее и веселее.
К бегали ней на швейку звонить, и свой мобильный телефон - запрещенный предмет в стенах колонии - давала по первой просьбе. Через родственников других осужденных мама Тани передавала ей курочку своего приготовления, сигареты и шоколад. Сама она к Тане не ездила, так как работала на двух работах.
Таня не первый раз сидела. Ее спокойная уверенность - это было врожденное. Как и  царственная походка - неважно, что на ней был тот же зеленый ватник, что и на остальных. Она была красивой и доброй.

Тане оставалась неделя до освобождения. Она прошла комиссию, и ее отпускали по УДО домой.
Ее огромные карие глаза засияли еще ярче, она ждала, очень ждала этого дня.

Прошло несколько дней. Женьке надо было позвонить и продиктовать очередной список из тридцати наименований для своего дорогого.Она встретила на галере Таню и сказала, что ей нужна

эта бала-бала-бала-балалайка....

а Таня сказала, что не пойдет сегодня на работу, потому что заболела. Женя посмотрела на нее внимательнее и увидела лихорадочный румянец. Таня пожаловалась, что уже давно неважно себя чувствует, насморк у нее.... но мамочка ее вылечит... и что-то еще Жене хорошее сказала.

Вечером ей стало совсем плохо. Она вся горела. Градусник зашкаливал, и дневальная позвонила ментам, чтобы те вызвали врачей.

Дежурил Марат Хафисович - редкий ублюдок, тупой и продажный. У него в колонии работали еще два сына, одного из них звали Хафан, второго - Ренат, такие же недоумки, как папочка.

Лекарства в колонии заключенным нельзя держать "на руках". Марат Хафисович сначала требовал от осужденных жаропонижающие препараты, потом сказал, что не будет вызывать "Скорую" - ебаные наркоманки, одной больше, одной меньше. Таня от жара ничего не понимала и только кричала, держась за голову. Все поняли, что у нее болела голова, поняли, что все плохо. Голова у Тани распухла, она выкрикивала: "Мама, мама!" и телефон мамы. Пока она могла говорить.

Когда она умерла, приехали врачи. Они сказали, что если бы "Скорую" вызвали раньше, гной не попал бы в мозг, и Таня была бы жива.

На утренней проверке Марат Хафисович сказал: "Сдохла ночью наркоманка ваша. Не могла потерпеть до воли, не могла подождать..". - Помолчал и добавил: "Врачи говорят - передоз! Смотрите мне! Никакой наркоты!"

Строй ответил матом, гулом и стебом. Не пахло там передозом. Не с Хафисыча мозгами такие диагнозы ставить, получше него специалисты сидят)

Он, сотрудник ФСИН, сам убил человека, молодую женщину.

Через несколько дней его вынудили уволиться. Без него проблем в колонии хватало... хозяин под следствием за взятки)

Хафисович вернулся без погон, набрал себе со склада мешок картошки и грустно удалился.

Танина мама приезжала в колонию. Расспрашивала о последних минутах жизни ее единственной дочери.

А Женьке долго, долго не верилось, что Таня умерла.

Матрица

Баба Наташа была так называемым "многоходом"*. В юности в Советском Союзе она была осуждена за серию грабежей. Наказание было суровым - пятнадцать лет колонии. Она отсидела десять лет. Из колонии в больницу начальник увозил ее на своей "Волге". Ее освободили от отбываемого наказания по состоянию здоровья - она была похожа на живой скелет.

"Почему ты не писала кассационную жалобу**? Не подавала на УДО***?" - спрашивают ее.

"Как-то раньше не принято это было!" - говорит она.

После яркой юности и колонии баба Наташа жила скромно. Любила в кожаном пальто прийти в гастроном на Литейном и выпить сотку залпом. Родила сына «для себя».
Сын вырос и стал героиновым наркоманом. Его мать очень хорошо знала обо всем, что связано с наркотиками. Сначала она просила, угрожала, боролась, лечила. Потом сама ездила с ним на такси к барыгам за «кайфом» - знала, что с ее жизненным опытом ее сына не «прихватят» за наркоту. Пыталась контролировать дозу. Потом терпела его побои. Он продал все вещи, приводил друзей, разбил ей голову, и она лежала в больнице, отнимал деньги у матери бабы Наташи, совсем ветхой старушки.
"Иногда он просил меня - мама, убей меня, ну убей!" - говорит она. - "Так он измучил меня. Толкал, оскорблял, потом отнял деньги, уехал, вернулся домой, «вмазался»**** и уснул. Я подошла и прямо в висок его ударила. Я же знаю, как убить, чтобы не мучился. Он сразу умер".
После этого она позвонила своей матери и попросила скорее прийти домой, потому что убила сына. Старушка вернулась и вызвала милицию. Сейчас только она носит бабе Наташе передачи.
Баба Наташа осуждает маленьких ясноглазых сучек-наркоманок, которые за глюкозу готовы лизать на потеху публике*****. В своей камере баба Наташа влюбилась в одну красивую независимую распиздяйку, которая с малолетки «чалится» по тюрьмам. Баба Наташа уверяет, что они чувствуют мысли друг друга на расстоянии. В камерах "многоходок" рождается много красивых и грязных лав стори....  извечная "Санта-Барбара".
Бабе Наташе дали семь лет лишения свободы. Сидя на бауле в транзитной камере, она писала список маме - что привезти ей в колонию. Ее длинный кожаный плащ смотрелся нелепо и причудливо, и маленькие сучки шепотом называли ее Матрицей.

*многоходом называют заключенного, ранее отбывавшего наказание в местах лишения свободы. «Первоход» - тот, кто еще не бывал в исправительной колонии. Согласно реформе Реймера, сегодня первоходы содержатся отдельно от многоходов.

** кассационная жалоба («касатка», «касачка») – обжалование приговора, вынесенного судом первой инстанции. Рассматривается коллегией из трех судей, обычно в Городском суде.

***УДО – Условно-досрочное освобождение, шанс при идеальном поведении заменить часть реального срока условным. 

**** «вмазываться» (синонимы «врезаться», «втереться», «бахнуться», «ужалиться» и т.п.) – ввести в кровь наркотик.

***** Когда опиатные наркоманы перестают употреблять наркотики, у них первое время сильно болит печень и «требует» сладкого. Некоторые наркоманки «зарабатывают» шоколадки и сахар, орально удовлетворяя желающих сокамерниц. Над ними издеваются те, у кого воля посильнее.

Брат Ибрагим

Как-то в камеру завели избитую длинную тощую девчонку. Ее спина и бока были покрыты страшными гематомами. Плюс ко всему у нее были ломки.
Конечно, она уже успела написать в отделе, что упала на улице и ударилась много раз об лед, будучи в состоянии алкогольного опьянения.
Ее звали Лиля. Ей было 29 лет, торчала* из них она лет пятнадцать.
Лиля изумила всех своей невезучестью. Надо особо разозлить Небо, чтобы тебе так "повезло".
Шла она со своим другом детства Витей домой в шесть утра. Оба пьяные. Тут Витя и предложил: "Давай кого-нибудь кинем и говна возьмем!**"
Лиля поломалась, посмеялась и согласилась. В первый раз в своей нелегкой наркоманской жизни она пошла на криминал!
В одном из утренних московских дворов напали они на тетку с сумочкой. Забрали деньги и украшения.
Потерпевшая потом в показаниях утверждала, что Лиля, или брат Ибрагим, как ее прозвали в тюрьме из-за фамилии, орала,  что отрежет ей палец, если та не снимет кольцо. Когда Лилю подкалывали этим, она краснела и клялась, что это клевета.
Слил*** их барыга. По кольцу, которое они ему отдали за героин, опера легко установили, кто ограбил пожилую женщину. А теперь самое скверное - потерпевшая оказалась мамой сотрудника милиции, опера из Лилиного районного отдела.
Можете представить себе, как выбивали показания**** из брата Ибрагима в милиции. Она все подписала и больше всего переживала за новорожденного сына, который остался на руках у ее родителей. Подельник Витя слал ей малявы***** и предлагал пожениться по освобождении. Муж Лили платил, платил и говорил, что все простит. Родители слали передачи и фотографии маленького сына, который указывал на ее фото в рамке: "А где мама? - ВООООНННАА...."
На вынесение приговора приехали все родственники из Грузии, «скинулись» и с тревогой  ждали решения суда. Мама Лили плакала с ребенком дуэтом. Лилю смущало, что друг детства в одной клетке с ней пытается ухватить ее изрядно разжиревшую на баланде жопу.
Подельник и друг детства Лили взял вину на себя и оправдывал ее, как мог. Судья торговалась с ним. Просила его взять на себя еще три  аналогичных эпизода по району. За это она намекнула на Лилин условный срок.
Витя согласился, но потерпевшие не опознали его на суде, ко всеобщему расстройству.
"Это хороший молодой человек, а тот был другим совсем!" - говорили пожилые женщины.

Судья с удовольствием отметила, что в момент задержания в сумочке Лили, помимо украшений, нашли упаковку презервативов. Родственники со стороны мужа повесили головы.
Хорошему молодому человеку дали 6 лет строгого режима. Лиле - 5 лет условно. Она разводится с мужем и собирается ждать Витю...

----------------------------------------------------------------------------

*торчала – систематически употребляла наркотики

**давай кого-нибудь ограбим и купим на эти деньги героин

***сдал милиции

****выбивать показания – добиваться от задержанного необходимых показаний принудительно. Способы получения информации зависят от фантазии и опыта сотрудников милиции – от угроз до жестоких пыток, иногда кончающихся смертью допрашиваемого.

*****малява - записка

Рембо

«Рембо» отличалась пружинящей походкой и спортивным телосложением. В свои тридцать три года она очень хорошо выглядела даже для наркоманки, может потому, что всегда жила дома и следила за собой.
Короткая стрижка, светлые волосы и большие удивленные глаза. Рембо увлеклась наркотиками лет с шестнадцати – сначала «колеса», потом «скорость», потом героин, любовь с которым длится у нее больше десяти лет. В юности она училась на патологоанатома, любила бывать в морге, ей нравилось препарировать трупы. Но из института ее выгнали, когда узнали, что она наркоманка.
Рембо стала воровкой и несколько лет работала «на кармане», пока нечаянно не залезла в куртку оперативника. У того в карман были вшиты рыболовные крючки – на щучку. Попалась на них Рембо.
Сотрудник милиции привел ее в отдел, стращал тюрьмой. «Либо, - говорит, – я тебя сам накажу. Выбирай!» Та в тюрьму не хотела – еще по малолетке успела насладиться ароматом баланды.
Опер решил раздробить ей рукояткой пистолета два пальца на правой руке – указательный и средний, рабочие пальцы, те, которыми и «щипают» воры. Сказал – «Заплачешь - голову тебе разобью». Рембо терпела, пока он дробил ей кости, потом опер выгнал ее из кабинета, и заплакала она только на улице.
Пришлось переквалифицироваться. Сейчас Рембо ворует вещи «под заказ». Допустим, понравилось мне платье, а денег не хватает. Я звоню ей и говорю: «Висит в таком магазине, стоит столько-то, у меня размер – ну ты знаешь». И все! Через несколько дней забираю платье своей мечты и плачу процентов тридцать от его стоимости.
«Нельзя на кумарах* воровать!» - считает Рембо. – «Когда меня «хлопали»** - я на кумарах была!» За десять лет это случилось всего дважды. В первый раз повезло - украденное платье было ее размера, и сказала оперативникам, что воровала вещь для себя. Они попросили Рембо померить платье, чтобы убедиться в ее словах. Она померила, прошлась по отделу, милиционеры восхитились ее выбором и даже съездили с ней к барыге за паспортом***, который она до этого заложила. После чего отпустили Рембо на подписку о невыезде.
Сотрудники милиции часто сами просили ее: "Сделай телефон!" и описывали понравившуюся модель. Рембо воровала нужную трубку, за это они привозили на милицейской машине ей к дому отличный героин. "Женские трубки просят в основном!" - говорит она. - "Бывает, полдня за какой-нибудь дурой проходишь, пока она не зазевается..."
В камере изолятора ей завидовали – тому, что жила не по подвалам; тому, что в тридцать с лишним можно так выглядеть, несмотря на ВИЧ; тому, что есть муж, который носит передачи, и мама, которая ее любит. Когда же Рембо дали маленький срок – пять месяцев колонии общего режима – ее возненавидели.
Рембо любит красивую одежду, занимается стритрэйсингом и верит в Бога. Она придумала четверостишье:
Я останусь слезою на мокром окне,
Остановится сердце в ожидании вздоха.
Это я наконец осознала, что мне
Без тебя и с тобой одинаково плохо.

(посвящается опиуму)

* кумары – состояние, предшествующее «ломке», характеризуется отвратительным самочувствием и настроением, повышенной тревожностью. Поведение малоадекватно, наркоман испытывает только тягу к наркотику, от которого зависим (как правило, «кумарит» от опиатов)

** хлопали – задерживали, арестовывали

*** Когда нет денег на «кайф», наркоманы оставляют дилерам в залог свои документы. Без паспорта сотрудники не имели права отпустить Рембо на подписку о невыезде. 

Разноцветный трамвайчик

 «На самом деле можно читать чужие мысли! У меня получалось. Это было в НИИ Джанелидзе, меня привезли туда с передозировкой «кислоты» и привязали к кровати. Когда врачи ушли, я сосредоточилась и начала пристально смотреть на ремни, которыми была привязана. Через несколько секунд они сами собой развязались. Я встала и отправилась гулять по больнице. Я решила, что мне безопаснее быть невидимой, чтобы меня снова не привязали. Я зашла к ребятам в палату. Они мне понравились, и они меня увидели. Мы играли с ними в карты до тех пор, пока не ушла медсестра. Я так развеселилась, что забыла включить невидимость. Медсестра увидела меня, отвела и привязала к кровати опять. Я устала и уснула. Но я точно знаю – сила мысли работает!» – рассказывает Люда своей новой подружке в камере.

Люда – невысокая и темноволосая, ей еще нет тридцати. На свободе у нее остались годовалый ребенок и муж. До ареста Люда работала водителем трамвая. Каждое утро она с удовольствием спешила на работу. Она чувствовала свою ответственность перед пассажирами. Ей нравилось, что от нее в том числе зависит – опоздает человек на работу или нет.

После того, как её ребёнок появился на свет, Люде стало казаться, что она попала в ловушку, что больше не будет Пушкинской десять, весёлых прогулок с друзьями и разноцветных таблеток. Ей стало казаться, что муж охладел к ней, что её тело изменилось. Конфликты между её матерью и мужем только усиливали депрессию.

Поэтому втайне от мужа Люда начала употреблять героин. Ребёнка она уже не кормила грудью, а наркотик снимал напряжение. В какой-то момент Люда поняла, что из способа снятия стресса это превратилось в сильную зависимость. Она рассказала обо всём мужу, и попросила его ей помочь ей «переломаться». Роман купил бутылку водки и две упаковки кодеиносодержащих таблеток. Люда запила таблетки водкой, и муж уговорил её лечь спать. Через несколько минут муж заснул, но Люда, похоже, нет. Самое страшное в этой истории то, что Люда ничего не помнит после того, как они легли спать. Дальнейшую картину событий восстанавливало следствие.

Здесь стоит упомянуть, что Люда всегда панически боялась высоты. Их с мужем квартира находилась на восьмом этаже. Перед сном муж закрыл все двери и спрятал ключи. Но через несколько часов он проснулся и обнаружил, что Люды нет рядом. Он спустился по лестнице и вышел во двор жилого дома. Было 5 утра, и светилось всего одно окно на первом этаже. Рома решил заглянуть в эту квартиру. Дверь была открыта. Когда он зашёл он увидел лежащую на полу соседку с перерезанным  горлом, и свою жену, которая, увидев его, закричала «Прости меня!» и выбежала на лестницу. Роман вызывал соседке скорую помощь, давал показания, потом позвонил жене и предложил ей либо сдаться правосудию, либо скрываться. В любом случае он обещал присмотреть за ребенком.

Этот звонок привел Люду в чувство. Она была поражена и испугана словами мужа. Люда спрашивала его, что произошло, но у Ромы сдали нервы. «В отделе спроси, за что тебя ищут!» - закричал он. Люда огляделась. Она ехала в такси, в руке у нее были смятые деньги и целлофановый пакетик с героином. Все это повергло нашу героиню в крайнее уныние. Она «врезалась»  и отправилась узнавать, что произошло.

В милиции Люда спросила, за что ее ищут. Оперативники очень обрадовались ее появлению и рассказали, что Люда перерезала горло пожилой женщине, а явку с повинной ей засчитают. Также они сообщили Люде, что ее действия квалифицируются как разбой с целью наживы.

В тюрьме Люда часами размышляла, что на нее нашло. Как она выбралась из квартиры, если ключи Рома спрятал, а высоты она боялась? Агрессивное поведение было ей несвойственно. С соседкой они общались до этого, и свой поступок она не могла объяснить. Рассказ соседки дополнил картину.

Соседка все-таки выжила. Из ее показаний следует, что рано утром к ней в дверь позвонила молодая женщина, которую она хорошо знала. Ничего плохого о ней сказать не может, о ребенке своем заботилась, деньги занимала до этого один раз и быстро отдала, всегда здоровается на лестнице…

Эта молодая женщина, Люда, стала с рыданиями просить у нее денег взаймы. Соседка отказала. Стоя на коленях и заливаясь слезами, Люда уговаривала ее, но отклика в душе пенсионерки не вызвала. Люда прыгнула вверх с колен и перерезала горло соседке. «У вас, у стариков всегда есть деньги!» - бормотала она, обшаривая кухню. Через несколько секунд в дверном проеме показался муж Люды Роман. Люда же убежала.

Претензий к ней соседка не имела. Люда даже не все деньги у нее забрала. Роман оплатил ее лечение, а раскаяние Люды было настоящим и горьким. Но суд вынес решение: девяти лет для исправления Люды вполне достаточно. 

Тюремная молитва

Спаси меня, грешного,
от суда и закона здешнего,
от моря Охотского,
от конвоя вологодского,
от пайки малого веса,
от хозяина-беса,
от тюремных ключников,
от стальных наручников,
от этапа дальнего,
от шмона капитального,
Всем миром молить будем.
Аминь.

Заключение

В тюрьму ведет множество дорог. Как считает один умный юрист, следует внимательно смотреть по сторонам. Везде висят ограничительные знаки. Если быть осторожным и внимательным, соблюдать правила, можно обойтись и без эдаких приключений.

Сегодня столичная молодежь в большинстве своем гонится за длинным рублем и к тюремной романтике испытывает отвращение. Но в остальной России, как повелось исстари, не зарекаются ни от сумы, ни от тюрьмы. Отслужил, отсидел, обзавелся семьей… Все идет по плану.

В то же время я лично знаю молодых девчонок, которые каждый день рискуют, пренебрегают элементарной осторожностью  — рвутся в тюрьму, как говорят, «без очереди». Им надо все попробовать на своей шкуре. Даже слово «мусор» они произносят с неким трепетом в голосе. Им важно доказать себе и миру, что им все по плечу и все нипочем. Кто-то скажет — ну и дуры, пусть их сажают. Но мне кажется, что в юности легко запутаться, особенно если потенциал личности велик. Хороший психолог и безусловно умный человек Сергей Мавроди любит повторять: «Минус легко меняется на плюс, и наоборот. Только ноль никогда ни на что не меняется». Сейчас я понимаю, что меня всегда привлекали люди, способные на поступок. А хороший это поступок или плохой, раньше было неважно.

Безбашенные девочки и ребята, наверное, не знают самого главного — в тюрьме очень скучно. Нечего делать и скучно! Сегодня нет «воровских понятий», сотрудничество с милицией стало нормой и правилом выживания. Бесконечная очередь к унитазу (если он есть в камере), в которой проходят бесконечные дни. Сказка о потерянном времени…

Несомненный плюс тюремного заключения в том, что есть время подумать о своей жизни, переосмыслить что-то, расставить новые приоритеты. Поэтому письма из тюрем и колоний особенно трогательны — как правило, люди верят в то, что пишут. Заключенные  начинают ценить самые простые вещи. Душ чаще, чем раз в неделю. Возможность опорожнить кишечник без ехидных комментариев примерно двадцати человек. Право самому выключить свет в комнате, когда считаешь нужным, и кричать в голос, когда хочется.

Учитывая специфику современной пенитенциарной системы в России — адские условия содержания заключенных, садистские методы раскрытия преступлений и тотальную коррупцию — стремиться в тюрьму не стоит. Разочарование неминуемо. Правда, в нашей стране велик шанс оказаться за решеткой, даже если ни в чем не виноват. Но в этом случае одно утешение – первыми тюрьма «ломает» блядей и сволочей. 

Словарь современного арго

"За цыганами двигались подданные королевства "Арго", то
есть все воры Франции, разделенные по рангам на несколько отрядов; первыми шли самые низшие по званию. По 
четыре человека в ряд, со всевозможными знаками
отличия соответственно их ученой степени в области этой
особой науки, проследовало множество калек - хромых и одноруких: карманников, богомольцев, эпилептиков,
скуфейников, христарадников, котов, шатунов, деловых
ребят, хиляков, погорельцев, банкротов, забавников,
форточников, мазуриков и домушников, - если перечислить их всех, то это утомило бы самого Гомера. В центре конклава мазуриков и домушников можно было с трудом различить
короля Арго, великого кесаря, сидевшего на корточках
в тележке, которую тащили две большие собаки"

Виктор Гюго "Собор Парижской богоматери"